Письмо Дэвиду Боуи от врача паллиативной помощи

Foto-als-info-bowey

Марк Тауберт живет в Великобритании (Уэльс), он врач, консультант паллиативной службы, работает в государственном онкологическом центре Велиндр в городе Кардифф. Марк — большой поклонник Дэвида Боуи. После смерти музыканта в январе 2016 года он написал ему письмо. Многие люди планируют свою жизнь, но мало кто планирует свою смерть. Паллиативный врач из Великобритании считает, что легендарному музыканту действительно удалось это сделать.

Дорогой Дэвид,

Пока до нас всех доходило осознание, что вас больше нет, надо было как-то жить дальше и работать в эти серые холодные январские дни. На прошлой неделе у меня был сложный разговор с одной умирающей пациенткой. Мы говорили о вашей смерти и вашей музыке. И это дало нам возможность обсудить вещи, о которых не так-то просто говорить с человеком, приближающимся к концу жизни. Смерть — тяжелая тема, даже врачам и медсестрам трудно решиться говорить о ней. Но прежде, чем продолжить, мне хотелось бы снять со своей души камень, и даже не один. Надеюсь, это не будет слишком грустно или скучно.

Cпасибо вам за восьмидесятые, за альбом ChangesOneBowie, который мы слушали часами напролет. Тот период моей жизни связан с этим диском.

Спасибо за Берлин, за песни, которые были музыкальным фоном того, что происходило в Восточной и Западной Германии. Песня Helden («Герои») до сих пор есть у меня на виниловой пластинке, и я поставил ее, когда узнал о вашей смерти. Возможно, вам будет приятно узнать, что на следующей встрече нашего музыкального клуба в конце месяца мы тоже будем слушать эту пластинку.

Спасибо от моего друга Ифана, который смог попасть на один из ваших концертов в Кардиффе бесплатно — он просит прощения за это. Вы тогда помахали ему рукой со сцены, и этот момент навсегда останется у него в памяти.

Спасибо за песню Lazarus и за альбом Blackstar. Я — врач паллиативной помощи, и то, что вы сделали незадолго до смерти, произвело на меня и моих коллег неизгладимое впечатление. В вашем последнем альбоме огромное количество ссылок, намеков и аллюзий. Как всегда сложно однозначно их трактовать, но я много слышал, как дотошны и скрупулезны во всем вы были. И тот факт, что ваш тихий уход так поразительно совпал с выходом нового альбома, в котором было прощальное послание всем нам, не может быть простым совпадением. Я уверен, все это вы спланировали и сделали свою смерть настоящим произведением искусства. Клип на песню Lazarus наполнен глубоким смыслом, каждому из нас он напоминает о собственных сильных переживаниях. Для меня это прежде всего обращение к собственному прошлому, к моментам, когда находишься на пороге неизбежной смерти.

Для многих людей смерть связана больничной обстановкой, с борьбой за жизнь. Но я уверен, что вы выбрали уйти дома и тщательно планировали свой уход. А ведь такая смерть — одна из наших целей при паллиативной помощи, и то, что вам удалось сделать так, как вы хотели, может дать и другим людям возможность принять решение умереть дома и постараться его исполнить. Через несколько дней после вашего ухода в сети появились фото последних нескольких недель вашей жизни. На них вы смеетесь, на вас строгий — «с иголочки» — моднейший костюм. И я не знаю, правильно ли это, но многие из нас мечтали бы навсегда повесить на вешалку костюм так, как это сделали вы. Вы были великолепны как всегда, это совершенно не вяжется с тем ужасом, с которым ассоциируется у нас конец жизни.

Все тяжелые симптомы, с которыми вы могли столкнуться — боль, тошнота, рвота, одышка, — находились под контролем специалистов паллиативной помощи. И я уверен, что врачи справились. Я представляю себе, как они обсуждали с вами эмоциональные переживания.

Я думаю, что вы приняли все важные решения заранее, пока состояние здоровья не ухудшилось окончательно, возможно, у вас было много идей, уже обдуманных решений. Я представляю, что вы все это записали, и бумага лежала на столике рядом с вашей кроватью, поэтому каждый, кто оказался бы рядом, мог узнать вашу волю, даже если бы вы не могли уже говорить. Это очень важно, ведь вся система здравоохранения стремится к тому, чтобы не все острые ситуации, происходящие с больными, заканчивались тревожной сиреной скорой и реанимацией. Особенно когда человек уже не может говорить и высказать свою волю.

Я сомневаюсь, что кто-нибудь стал бы вас реанимировать в последние часы или дни вашей жизни. К сожалению, пациентам, которые не написали официальный отказ, обязательно проводят сердечно-легочную реанимацию. Нажимая на грудную клетку, врачи часто ломают ребра, используют разряды тока, чтобы запустить сердце, ставят трахеостому, чтобы обеспечить дыхание. Все эти усилия успешны всего у 1−2% больных раком. Очень может быть, что вы подписали отказ от реанимационных мероприятий (у себя в Уэльсе мы стараемся предлагать паллиативным больным такой документ в рамках кампании TalkCPR — «Разговор о реанимации»). Я даже представить себе не могу, чего вам стоило это обсуждать. Но я знаю, что вы и тогда оставались героем.

Специалисты, которые работали с вами, обладали глубокими знаниями и навыками оказания помощи в конце жизни. Это очень печально, но обучение паллиативной помощи не всегда доступно молодым специалистам — ни врачам, ни медсестрам, составители учебных программ часто недооценивают важность этого курса. Я думаю, если бы вы могли вернуться (как это сделал Лазарь), вы были бы ярым сторонником того, чтобы обучение паллиативной помощи было доступно медикам повсюду.

Возвращаюсь к разговору, который у меня состоялся с пациенткой. Этой женщине только что сообщили, что у нее быстро прогрессирующий рак, который дал метастазы, и, вероятно, жить ей остается не больше года. Мы говорили о вас, она любит вашу музыку, в ее жизни много моментов и мест, которые навсегда связаны с вашими песнями. Потом мы говорили о том, что такое «хорошая смерть», об умирании и как это обычно происходит. Мы говорили о паллиативной помощи и о том, как она может облегчить состояние. Она рассказала, как уходили ее родители и что она хотела бы, когда придет конец, быть дома, а не в больнице, но если станет невозможно справляться с симптомами дома, то она поедет в хоспис.

Мы думали с ней, кто был рядом с вами в последние минуты и держал ли кто-то вас за руку. Я думаю, мы проговаривали моменты ее собственного умирания, которые невероятно важны для нее. И именно вы дали ей возможность говорить об этих глубоко личных вещах со мной, в сущности, совершенно чужим ей человеком.

Спасибо вам.